Санс-Эннуи для "госпожи Помпадур"

«Человек предполагает, а Бог располагает», --эту фразу часто произносила моя мама. Я не знала тогда, что источником этого знакомого мне с детства высказывания является Священное писание, в Книге притчей которого выражение звучит несколько иначе по форме, но имеет тот же смысл: «Много замыслов в сердце человека, но состоится только определенное Господом». Кстати, в дословной формулировке изречение впервые встречается в книге «Подражание Христу», автором которой считается Фома Кемпийский: «…и в Боге полагают упование свое, что бы ни предприняли, ибо человек предполагает, а Бог располагает, и не в человеке путь его…»

Не станем углубляться в тонкости богословия, вспомнила я это выражение в связи с определенными событиями прошедшего воскресенья.

На экскурсию «Екатерина молодая. Путь к престолу» группа собиралась возле выхода из метро «Горьковская». Нам предстояло проехать к Медному всаднику, потом к Михайловскому замку, дальше выехать на Фонтанку и по Петергофской дороге проделать тот же путь, которым проскакала Екатерина в судьбоносный день своей жизни. Но Вселенной виделось иначе--нам корректно было указано на необходимость заботиться не только о пище духовной (в смысле ездить на интересные экскурсии), но и подумать о здоровье телесном, например, участвовать в городских забегах. В 9-10 на Дворцовой площади был дан старт полумарафону «Северная столица». Участники бежали к Петропавловской крепости и далее по маршруту, а нам путь был перекрыт.

Оказывается, полумарафонцы очень хотели бежать именно по центральной части к Петропавловке, чтобы по пути изучать город с нового ракурса. «Это самое классное, когда ты изучаешь город на бегу. Для большинства из них город никогда не был таким открытым, по-новому интересным. Когда они получают такую уникальную возможность, у них появляются новые стимулы для жизни, для бега. Поэтому значение трассы большое», – высказывался в сети Дмитрий Тарасов, организатор забега. Что уж они там изучили, я не знаю, по-моему, у них язык был на плече, и им было не до городских красот, но мы до Фонтанки добирались полтора часа, двигаясь «в час по чайной ложке» и получив «уникальную» возможность изучать город из окон транспортного средства. Поэтому про памятник Петру и про Михайловский замок мы поговорили в автобусе, решив даже не пытаться к ним подъехать, но зато поговорили очень подробно. Хорошо, что наш замечательный гид Владимир Гоголев владеет таким запасом знаний на заданную тему и не только.

А я сделала вывод, что, видимо, надо записаться в «Серебряном кольце» и на оздоровительные прогулки, о которых, кстати, участницы экскурсии рассуждали между собой, что, мол, очень здорово. После них можно и на забег замахнуться.

Мал-помалу добрались мы до Фонтанки и отсюда поехали уже вполне живо, а заговорили мы в пути об Екатерине и в, так сказать, гендерном смысле. И начали с ее взаимоотношений с дражайшим супругом, уделив толику внимания и ему самому.

Вот сцена знакомства Екатерины с Петром (будем пока без императорских титулов их величать, поскольку Петр Федорович еще Великий князь, Екатерина Алексеевна и вовсе не Екатерина даже, а София Августа Фредерика Ангальт-Цербтская) в 1739 году. В первой редакции записок она описана так: «Тогда я впервые увидела великого князя, который был действительно красив, любезен и хорошо воспитан. Про одиннадцатилетнего мальчика рассказывали прямо-таки чудеса».

В последней редакции записок концепция решительно поменялась: «Тут я услыхала, как собравшиеся родственники толковали между собою, что молодой герцог наклонен к пьянству, что приближенные не дают ему напиваться за столом». Как сказали бы в Одессе, почувствуйте разницу. Несколько раз переписанные задним числом «Записки» напрямую свидетельствуют, что императрица использовала их для сведения счетов со своими противниками, коим в определенное время для нее стал и супруг. Ведь свои амбиции относительно российской короны Екатерина озвучивала задолго до своего звездного дня: «Сердце не предвещало мне счастия; одно честолюбие меня поддерживало. В глубине души моей было, не знаю, что-то такое, ни на минуту не оставлявшее во мне сомнения, что рано или поздно я добьюсь, что сделаюсь самодержавною русскою императрицею». Вот так, не больше и не меньше.

Портрет Великой княгини Екатерины Алексеевны работы художника Гроота с выставки Русского музея «Екатерина Великая в стране и мире». Екатерина изображена в период между 1745 и 1749 годами.

После пышной свадьбы Екатерины и Петра в 1745 году (перед десятидневными торжествами «меркли все сказки Востока») супруги трепетной любовью друг к другу не воспылали.

Часто встречается ссылка на письмо Петра Федоровича к Екатерине, которое якобы свидетельствует, что жену он невзлюбил, что с супружеским долгом у него все было не «ах», а скорее «увы», и что он просит супругу не делить с ним постель, которая стала «слишком узка».

Но вчитаться бы в письмо Петра от декабря 1746 года внимательнее: «Мадам, прошу вас этой ночью нисколько не утруждать себя, чтобы спать со мною, потому как поздно уже обманывать меня: постель стала слишком узка после двухнедельной разлуки с вами...

Ваш несчастный муж, которого вы так и не удостоили сего имени

Петр».

Как говорится: «Кто на ком стоит?!».

Вскоре пути-дорожки супругов в личном плане расходятся окончательно. Весной 1752 года у Екатерины завязывается роман с первым ее любовником Сергеем Салтыковым: «Во время одного из этих концертов (у Чоглоковых) Сергей Салтыков дал мне понять, какая была причина его частых посещений. Я не сразу ему ответила; когда он снова стал говорить со мной о том же, я спросила его: на что же он надеется? Тогда он стал рисовать мне столь же пленительную, сколь полную страсти картину счастья, на какое он рассчитывал…».

Взор же Петра Федоровича обратился на фрейлину супруги Елизавету Романовну Воронцову, которая была представлена ко двору в 1750 году. И тут я остановлюсь подробнее, потому что мы приехали в поместье Санс-Эннуи, которое Петр III купил для своей фаворитки.

Вот как описана внешность Елизаветы Воронцовой в книге «Трубка, скрипка и любовница» Елены Арсеньевой: «При виде новой фрейлины Екатерину охватило уныние: девочка с ее грубыми чертами и оливковым цветом лица была уж очень некрасива. И неопрятна до крайности! Вдобавок ко всему обе сестры*, едва приехав в Петербург, подхватили оспу, <…> Елизавета вовсе обезобразилась, и теперь лицо ее было покрыто даже не оспинами, а рубцами. Единственно жалость к маленькой уродливой неряхе и заставила Екатерину Алексеевну не спорить против назначения такой фрейлины».

* Ко двору были представлены сразу две дочери Романа Воронцова, который получил прозвище «большой карман»: граф Роман был известен свой жадностью и вороватостью. Елизавете было в это время только 11 лет, в понятиях нашего времени она была сущим ребенком.

Годы шли, «а девочка созрела». Когда ей было 15, ее приметил Великий князь.

Несмотря на то, что Екатерина откровенно насмехалась над выбором супруга, называя вслед за Елизаветой Петровной Воронцову «госпожой Помпадур», Петр Федорович увлекся не на шутку. «Теперь каждый вечер великий князь вел с ней нескончаемые разговоры или играл в карты, причем оба так азартно шваркали ими об стол и выкрикивали масти, что заглушали и другие беседы, и пение, и музыку. Остановить, утихомирить их было невозможно, и Екатерина Алексеевна частенько отходила ко сну с мигренью».

Елизавета Романовна, которую Великий князь по-свойски называл просто «Романовной», понимала все его причуды и с удовольствием поддерживала все его игры, принимая его таким, каков он есть. Сразу после своего воцарения на трон Петр III пожаловал Воронцову званием камер-фрейлины, приказал отвести ей во дворце комнаты рядом с его покоями и по примеру французских королей объявил её своей официальной фавориткой. Через полгода она была пожалована орденом Святой Екатерины I степени и стала кавалерственной дамой. Это обстоятельство поразило придворных: орден жаловался только принцессам королевской крови.

Усадьбу на завершающем участке Петергофской дороги Петр Федорович приобрел, еще будучи Великим князем. Якоб Штелин, который был принят на должность учителя к наследнику российского престола, а после его свадьбы был назначен личным библиотекарем Великого князя и являлся его доверенным лицом, 15 января 1762 года писал в своем дневнике: «Двор, Велик. Князь и я отправились на новую ферму, приобретенную от гвардейского майора Казакова, отпраздновать новоселье прекрасным ужином и большим фейерверком в саду, а в зале малым французским, изображавшим, водяной бассейн, в котором разные животные метали огненные фонтаны...».

Апрельская запись в этом же дневнике подтверждает, что имение предназначалось для Воронцовой. Можно предположить, что усадьба была приобретена именно здесь, что называется «в пику» супруге, которая в этой же местности двумя годами ранее устроила свою резиденцию-Бронную дачу. Петр Федорович дал имению затейливое и «французистое» название «Санс-Эннуи», но нередко, в том числе в официальных документах, оно именовалось «Сансуси», как потсдамский ансамбль Фридриха Великого, горячим поклонником которого был будущий император.

Фото 1920-х годов.

Летом этого же года началось благоустройство усадьбы. По проекту архитектора Петра Патона приступили к обработке дерновыми уступами склона террасы перед дворцом, а также производили земляные работы по возведению каменных служб.

После восшествия Петра III на престол работы пошли полным ходом. По указу императора в Санс-Эннуи предписывалось построить «каменные флигели, коровник с жилыми покоями, пристань — уходящий в море мост («проспект») на деревянных «обрубах», завершаемый «светлой галереей» — легкой остекленной постройкой с четырьмя покрытыми куполами башенками на углах».

Одновременно велось благоустройство сада: на пруду сооружали новую плотину, возводили флигели для прислуги и кухонь.

Фото 1990-х.

Тем временем при дворе стали поговаривать, что Петр собирается отправить жену в монастырь (как это сделал его знаменитый дед) и заключить брак с Воронцовой. Император, ранее побаивающийся свою супругу, стал позволять себе оскорблять и третировать Екатерину и даже грозился заточить немилую жену в тюрьму, сослать в ссылку. Екатерина, которая, казалось, терпела все его капризы, на самом деле искала могущественных союзников для осуществления своего глобального замысла. А пока прогулки в Санс-Эннуи совмещались с посещением соседней Бронной дачи: «Охота за оленем и обед в Sans Ennui на даче графини Воронцовой, в 5-ти верстах от Ораниенбаума. Оттуда прогулка верхом и в линейках на дачу Императрицы», -записал в своем дневнике Якоб Штелин.

Последний раз Петр III посетил усадьбу 22 июня. 28 июня офицер, который доставил в Ораниенбаум фейерверк для Санс-Эннуи, привез императору и первые сведения о перевороте.

Большой зал Китайского дворца в Ораниенбауме.

После переворота имение было объединено с соседней с запада Бронной дачей императрицы, а в 1780 году указом императрицы пожаловано «в вечное и потомственное владение» командиру Кронштадтского порта, адмиралу Самуилу Карловичу Грейгу. Дворец перешел к нему со всем убранством и мебелью. С 1788 года усадьба принадлежала наследникам Самуила Карловича. В начале XX века ее описывали так: «Рядом с «Дубками» располагалось имение «Санс-Эннуи» семьи Грейг, потомков английского адмирала, поступившего на русскую службу и при Екатерине II так много сделавшего для русского флота… обе сестры последнего обладателя фамилии Грейгов, графиня Толстая и графиня Стенбок-Фермор, были владелицами.

Очень красивый дом в стиле рококо помнил не одно историческое предание… среди прочего в одной комнате была дверь, которая в качестве обрамления имела два гигантских слоновых бивня, вмонтированных в готическую арку.

Этот дом часто сдавался внаем, в последнее время нидерландскому генеральному консулу ван Гильзе ван дер Пальсу <…> Между шоссе и побережьем на этом месте находился большой кирпичный завод, который, право же, портил ландшафт».

До войны в усадьбе располагался санаторий, с 1939 г. там был размещен военный госпиталь.

Сегодня усадьба заброшена и находится в сильном запустении.

Елизавету Воронцову новая императрица не тронула. Ее выдали замуж за старшего советника Александра Ивановича Полянского, и в этом браке она дожила до самой смерти в 1792 году, пережив своего царственного любовника на тридцать лет.

Петр III, правивший страной всего 186 дней, скончался по официальной версии от геморроидальных колик в Ропше. Григорий Орлов получил оттуда письмо, написанное его братом Алексеем: «Урод наш занемог, и схватила его нечаянная колика, и я опасен, чтобы он сегодняшнюю ночь не умер, а больше опасаюсь, чтоб не ожил…»Пишут, что Елизавете Романовне удалось, несмотря на все обыски, сохранить портрет Петра Федоровича и одну из его трубок.

Екатерина Алексеевна вошла в историю как Екатерина Великая.

Человек предполагает, а бог располагает.